ermenengilda (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
ermenengilda) wrote2005-10-05 11:08 pm
ermenengilda) wrote2005-10-05 11:08 pm
Bene venebatur ;-)
Это я вовсе не о том же, что и лирический герой, а всего лишь о старых фотографиях.
В Будапеште большинство антикваров чинно восседают в своих строгих лавочках, где из безупречной витрины на вас благообразно взирают пожелтевшие кружева и саксонский фарфор, а в прохладной глубине застекленного шкафа застыли румяные пастушки и серебряные сливочники в форме коровы. Вольтеровское кресло обито мельчайшим petit point, на комоде устало посверкивает столовое серебро, салфетка тончайшего льна топорщит ажурные зубчики, кукла дремлет, уронив на бархатный воротник сто лет назад завитые локоны, полдюжины ходиков в унисон отбивают застывшее время -- здесь царит сепия, мягкий золотистый и черненое серебро, и продавец, склонивший лысину над порыжелыми страницами, вполне сойдет за экспонат -- ибо здесь редко покупают, все больше разглядывают, впитывают атмосферу, насыщаются воспоминаниями, опускаются, как в батискафе, в толщу любимого этим городом fin de siecle -- когда в Godollo еще бывала Эржебет, незыблемые бакенбарды Франца-Иосифа символизировали непоколебимость Империи, и у Венгрии был молодой красивый наследник, прекрасная нестареющая королева и флегматичный трудолюбивый король. Когда мальчишки читали Фенимора Купера, а после школы играли в войну на Pal utca -- отучившись и отыгравшись, они еще поспеют на настоящую войну, после которой не станет ни Империи, ни Золотого Века Пешта, но останутся фотографии, тягучая ностальгия городских романсов, галантное kezicsokolom, фривольно-взбитая Szomloy galuska -- и горький аромат осенних листьев на замковом холме.
А в Софии антиквары сидят прямо под безжалостным солнцем балканского сентября, выкликают прохожих на всех возможных европейских языках, торгуют "черной" археологией, эмалевыми брошками, нацистскими регалиями да старыми фотографиями. Последних у меня и набралось штук десять -- отчего-то продавцы сами сбрасывали цену.
В Будапеште большинство антикваров чинно восседают в своих строгих лавочках, где из безупречной витрины на вас благообразно взирают пожелтевшие кружева и саксонский фарфор, а в прохладной глубине застекленного шкафа застыли румяные пастушки и серебряные сливочники в форме коровы. Вольтеровское кресло обито мельчайшим petit point, на комоде устало посверкивает столовое серебро, салфетка тончайшего льна топорщит ажурные зубчики, кукла дремлет, уронив на бархатный воротник сто лет назад завитые локоны, полдюжины ходиков в унисон отбивают застывшее время -- здесь царит сепия, мягкий золотистый и черненое серебро, и продавец, склонивший лысину над порыжелыми страницами, вполне сойдет за экспонат -- ибо здесь редко покупают, все больше разглядывают, впитывают атмосферу, насыщаются воспоминаниями, опускаются, как в батискафе, в толщу любимого этим городом fin de siecle -- когда в Godollo еще бывала Эржебет, незыблемые бакенбарды Франца-Иосифа символизировали непоколебимость Империи, и у Венгрии был молодой красивый наследник, прекрасная нестареющая королева и флегматичный трудолюбивый король. Когда мальчишки читали Фенимора Купера, а после школы играли в войну на Pal utca -- отучившись и отыгравшись, они еще поспеют на настоящую войну, после которой не станет ни Империи, ни Золотого Века Пешта, но останутся фотографии, тягучая ностальгия городских романсов, галантное kezicsokolom, фривольно-взбитая Szomloy galuska -- и горький аромат осенних листьев на замковом холме.
А в Софии антиквары сидят прямо под безжалостным солнцем балканского сентября, выкликают прохожих на всех возможных европейских языках, торгуют "черной" археологией, эмалевыми брошками, нацистскими регалиями да старыми фотографиями. Последних у меня и набралось штук десять -- отчего-то продавцы сами сбрасывали цену.